Примерно в 13 лет я услышала от самой близкой тогда подруги очень важные для подростка слова:
– Расскажи мне свою заморочку.
Я подняла на неё честные голубые глаза и ответила:
– У меня нет заморочки.
Это было искренне, я даже удивилась про себя, к чему такой вопрос. У меня даже тени сомнений в этот момент не было. Это был девяностый год если что. Уже три года как я ходила на работу то тут, то там. Потому что с моей дисграфией учиться у меня совсем не получалось, а вот работать я очень даже могла. Я могла уболтать любого руководителя взять меня по бабушкиному паспорту. Или мутила какие-то детские бизнесы. И зарабатывала временами больше, чем все взрослые в моей семье.
Контроль – это о таких вот маленьких и ярких нюансах. А, как известно, контроль является одной из основных опор феномена отрицания. Я уже поняла, что у меня совершенно нездоровое тело, которое работает по своим, никаким врачам неясным законам и в любой момент может отказаться функционировать.
Я жила в расселённом доме на Большой Пушкарской, а в родительском доме бывала, только если нужно было пожить с детьми без взрослых. В последние восемь лет я с любовью принимала всю возможную для меня тогда меру ответственности за младших детей. И до 13 лет я выполняла львиную долю бытовой работы в большой и бедной семье. Плюс два человека в семье, постоянно нарушающих границы моей девичьей приватности.
– Привет Алиса, ты как?
– Все хорошо, спасибо.
Я постоянно наблюдала зависимости, сексуальные расстройства, насилие, демонстративный селфхарм, истерию, безумие и неуправляемость в мире значимых взрослых. Но заморочки у меня никакой не было. О чём речь, какие тут могут быть заморочки? Всё же ок.
Я начала самостоятельную жизнь, больная, маленькая, без денег, образования, жилья и документов. Но я совершенно искренне удивилась сомнению и недоверию в глазах моей подруги, увидавшей моё отрицание.
Потому что суть отрицания – не ощущать проблемы как проблемы. Не переживать трагедию как трагедию, боль как боль, горе как горе.
Спасибо этому чудесному механизму. Я бы не смогла без него выжить. Если бы я смогла сейчас обнять ту уверенную, упёртую Алису, считавшую себя бесконечно сильной…
Когда наступила зима, в нашей заброшке отключили сперва газ, а потом и отопление. Мы не унывали, просыпаясь от холода, мы шли в столовку и брали там картофельное пюре; толстая тётка в белом тряпочном кокошнике поливала его розовой подливкой из поддона с тефтельками. Потом я что-то исполняла в подземном переходе, а мои друзья играли на гитаре. Нам хватало на Беломор, чай с сахаром и утренне пюре. Потом электричество тоже отключили. Но у меня по прежнему всё было ок. Я считала хорошими и здоровыми, и самыми лучшими всех, кто меня окружал в семье и дружбе. С 10 до 13 лет я продавала газеты, пасла коров, торговала украденными цветами и верила, что моя жизнь – это что-то совершенно нормальное.
Теперь я понимаю, что, скорее всего, я уже несколько лет была в депрессии, но не осознавала как депрессию то, что привыкла ощущать как норму. Теперь я понимаю, что страдала сильнейшей формой ПТСР, но заморочек у меня для поделиться с подругой не оказалось.Отключили ещё и электричество? Ничего, уже же весна, можно поехать в лес и построить шалаш, в чём проблема-то? Не было проблем. Была только упрямая убеждённость, которую утвердил мой маленький контролёрчик. Её я смогла сформулировать как свод моих детских основ для новой свободной жизни.
- Никому не позволено лезть с вопросами о том что у меня не так, если спросят, буду отвечать: “А вам-то что?”
- Просить о помощи нельзя, у меня всё хорошо, трудности были у Джордано Бруно и Жанны Д’Арк.
- Никто не должен знать о том, чём - то, не хочу помнить чём.
- Я справлюсь со всем сама, и я лучше знаю, что и как мне надо.
- Я БУДУ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО МНЕ ВЗДУМАЕТСЯ.
Как бы я хотела просто пойти туда к ней и отнести всё, что лежит сейчас в моем холодильнике и платяном шкафу. И обувь. Как бы я хотела обнять её и одобрить. Рассказать как горжусь ею. Отмыть, обогреть и отвести к хорошему психотерапевту.
Чтобы он сломал непомерно тяжелую броню отрицания, от которого вреда намного больше, чем выгод и защит.
Чтобы он освободил её от ответственности за жизнь и здоровье всех тех, за кого она никак не могла ответить.
Чтобы он дал ей право на слабость, уязвимость и научил доверию. И научил, как рассказывать подруге про свою заморочку.