18.04.2020
Мне нужна была передышка. Я как будто одновременно устала, замёрзла и сбилась с пути. Как будто бы всё это одновременно случилось с моей душой, и я ничего не могла с этим поделать.
Закрывая перед сном глаза, я видела перед собой вереницу лиц и одну собачью мордочку. Я говорила им всем, что сожалею, но это никак не помогало заснуть.
Вот Дима, 15 лет, я нашла врача, который организовал ему детокс у себя на дому, я отвезла его на такси в городскую наркологическую больницу, я просила их закрыть глаза на то, что мальчик несовершеннолетний. Заведующая внимательно прочитала заглавие на направлении, которое я ей протянула.
“Гуманитарное действие. Врачи мира”.
Потом она бегло взглянула на Диму.
Потом сказала мне:
– Мы тоже за мир. Но мы не можем положить его на реабилитацию, пока ему не исполнится 18.
– Пусть пока поторчит до 18?
– Я ничего не могу сделать.
Я ворочаюсь с боку на бок, и вижу как он, сгорбившись, уходит от меня по 4 линии. Возвращается в свой привычный ад между панелью и иглой.
Больше я его не видела.
Вот Люда, все её родственники просили меня дать рекомендации для искусственных родов. Оба, и она, и отец ребёнка, были в момент зачатия под веществами. Обоим нет 15.
Я зарываюсь лицом в подушку и вспоминаю как обнимала её вспотевшую, плачущую, пока мы вместе ехали в скорой. Обнимаю и чувствую ее животик.
Люда забеременела следующим ребёнком в кратчайшие сроки. Им всё ещё не было 15, когда он родился.
Если бы я умела менять решения из прошлого.
Вот маленькая больная дворняжка, которую меня попросили избавить от страданий. Я причинила ей намного больше боли, чем если бы она спокойно ушла. В квартире были дети. Мать боялась, что они заразятся от собаки.
Если бы я могла менять свои решения из прошлого, но я не могу.
Говорят у каждого врача есть своё кладбище. Но я даже не врач, а кто я такая?
– Боже, кто я? Куда мне? Зачем все это?
– Спи детка, просто поспи.
– Я не могу спать, мне нужно куда-то удалиться, чтобы что-то понять.
– Ты ничего не поймёшь. Куда ты хочешь спрятаться?
– Я найду учителя, я поеду в горы, в пустыню, в лес. Должна же я хоть что-нибудь сделать. Я не хочу больше повторять старые ошибки.
На 10 день нашего путешествия мы подъехали к последней деревне перед тем, как оказаться в такой глухой глуши, где аптек уже не будет. Я заглянула в маленькое аптечное окошечко и спросила: “Какие у вас есть антибиотики?” С антибиотиками у них было не густо.
И ещё, беда была в том, что наш крутой учитель наотрез отказался принимать какие либо таблетки.
Все мои попытки обсудить то, что за абсцессом может последовать сепсис, принимались как неуместное для йогини паникёрство. Мы удалялись в пустыню.
День за днём я старалась сосредотачиваться на медитации.
Это же не уличный ребёнок, даже не ребёнок из моего цирка. Это Мастер. Мужчина. Взрослый человек.
Я закрывала глаза и читала мантру.
Он делал красивые движения руками, чтобы сбалансировать энергию “Ци”.
Я здесь не для того, чтобы кого-то лечить или спасать. Я тут, чтобы найти свои ответы. Я закрывала глаза и молилась.
Тогда передо мной всё чаще возникал широкий стол, за которым сидел кто-то бесконечно родной. Сидел и смотрел на меня улыбаясь одними глазами.
Он там как будто пытался образумить меня, но я не сдавалась. Потом он как будто предупреждал. О чем же он меня предупреждал?
– Алиса, будешь кумыс?
Я беру кумыс и пытаюсь ухватить какую-то забытую суть. О чем, о чем он предупреждал меня?
Кругом пустыня, жара почти сорок, как быстро в таких условиях воспаление возьмёт свой верх?
Стоп. Сосредоточься. Кого ты видела в медитации? О чем он тогда тебе сказал?
Что-то про то, что многие из моих братьев и сестёр могут пойти совсем другими дорогами, что наши ценности станут несовместимы, вот о чем.
Что я не должна судить их, но мне нужно будет просто не потерять свою дорогу. А я ведь уже сбивалась, это точно. И что если я собьюсь, нужно держаться за какую-то мелодию. И что самое главное, я никогда не должна позволить себе использовать свою Силу в обход моих лучших ценностей, вот что.
Что каждый раз, когда буду встречать тех, кто пошёл другой дорогой, это будет тяжело.
Где это было? С кем?
На третий день безлюдья я наконец-то смогла погрузиться в глубокую медитацию. Но не надолго.
– Алиса, мне, наверное, никогда так больно не было. Я согласен на твои таблетки.
– У тебя есть температура?
– Не знаю.
Меряем, 38. Осматриваю и обалдеваю. Три обширных, глубоких гнойных очага. Один очень большой и два поменьше. До ближайшей больницы можно было бы быстро добраться на вертолете, беда в том что у нас нет вертолета, и связи тоже нет – пустыня вокруг.
– Теперь поздно пить таблетки, вернее, этого будет недостаточно. Это всё нужно вскрывать. В стерильной обстановке, нужны инструменты, специальные препараты и хирург.
– Делай всё, что считаешь нужным.
– Но я не хирург.
– Ты же работала в травмпункте.
– Волонтёрила. Но я не училась тому что делают врачи, я училась тому, что делают сестры.
– Просто помоги мне.
У меня была ложка, нож, немного спирта, одна ампула новокаина и три ампулы дексаметазона. Был бисептол и стрептоцид. Пара шприцов. Фурацилин. И очень много сомнений.
А что если я задену стенку сосуда, уже частично расплавленную гноем?
А что если всё-таки поехать обратно к нормальным врачам? Или, возможно, мы успеем добраться до связи и вызвать МЧС?
Сейчас бы я так и поступила, но мы могли бы и не успеть.
А тогда я прокипятила на костре ложки и ножи. Растолкла фурацилин топором на камне. Расстелила самую чистую тряпочку и разложила на ней всё, что имела. Потом я обратилась к Военно-Яснецкому. Я сказала: “Прости, что я не дочитала “Хроники гнойной хирургии”. Это великая книга, а ты великий хирург. Направь мои руки сейчас пожалуйста”. И сделала первый разрез.
Когда я закончила и сняла майку, заляпанную кровью и гноем, я ушла за бархан и плакала там под палящим солнцем. А вокруг ползали мелкие скорпионы.
Я плакала не том, что я только что могла убить человека.
И не о том, что всё закончилось хорошо. Даже не о том, что температура спала, и у меня каким то чудом всё получилось.
Я плакала от боли, которую испытывает душа, встретив другую родную душу. Встретив и осознав, что этот человек пошёл совсем другой дорогой. И поэтому вам больше не по пути. И ваши пути могли в своём пересечении стать частью красивой вселенской мандалы, но не станут. Я плакала от одиночества, понимая, что нет и не будет у меня других учителей, кроме того кто наблюдает за мной сверху, улыбаясь одними глазами. И поэтому никто не сможет тут на земле предостеречь меня от новых ошибок.
А впереди у меня и у всего человечества были ещё очень долгие годы до начала больших перемен. Не всем моим братьям и сёстрам посчастливилось застать их в этом воплощении. Но если ты сейчас это читаешь, знай - тебе посчастливилось.
Тогда, в смутные, тёмные времена, мы почти ничего не могли сделать. А сейчас совсем другое дело. Потому что сейчас - мы уже можем.