23.04.2020
Уже к 2008 году многие эзотерики начали довольно нервную подготовку к концу света.
Закупали не гречку, закупали участки, батарейки, ветряки и разные эко-приспособления для жизни в мире без электричества.
Мало кому приходило в голову, что предрешённое станет не концом, а новым началом. Мало кто заметил, что это начало действительно пришло, и постепенно, момент за моментом, изменило нас.
В глобальном течении вселенских процессов мы продолжали бегать, думать, что-нибудь делать, мы вошли в переходный период и не заметили этого, потому что у каждого были причины больше смотреть вовне, а не внутрь себя.
И только единицы убежденно верили, чувствовали, испытывали - мир задышал иначе. Мир никогда не будет прежним.
И все, кто не был готов к этим переменам, почувствовали себя не в своей тарелке.
Такого спроса на йогу и медитацию я просто не могла себе представить.
Пожилые клерки, потёртые жизнью уголовники, офис-менеджеры и домохозяйки вдруг начинали задавать совершенно немыслимые вопросы о смысле жизни, поиске предназначения и становлении на путь духовного поиска.
Вибрации менялись, и не для всех это протекало легко и приятно.
Кому-то предстояло уйти, кому-то измениться внутри и снаружи. А нам предстояло очень много тяжелой, изнурительной работы.
Нам – это тем, кто, глядя на звезды, ищет глазами Дом.
Нам – это тем, кто слышит Первый Прилив даже в шуме питерской подземки.
Нам – это тем, кто не может спать на спине, потому что там как будто что-то мешает.
Нам, это тем кто понимал – сейчас от нас уже кое-что зависит. Потому что даже просто оставаясь собой, просто оставаясь тут, мы почему-то полезны, мы нужны, и теперь – мы уже кое-что можем.
– Алиса, вы можете взяться за моего сына? Нам ставили ДЦП, алалию и много ещё что, но я не хочу сдаваться.
– Иногда сдача – это как раз то, что требуется от родителей.
Я вхожу на кухню и вижу обыкновенного ангела, которому очень сильно пофиг. Он смотрит в глаза своей Вечности, а по лицу у него сползает каша, на которую ему плевать.
Я поворачиваюсь к родителям и ставлю чёткие жёсткие условия - никто из членов семьи не вторгается в наше таинство. Даже если он будет кричать и звать на помощь.
– Он не будет звать на помощь, он не говорит.
– Посмотрим.
Мы остаемся вдвоём. Я говорю ему: “Я тебя помню. Ты не можешь ходить, потому что привык летать, братец. Но теперь мы здесь. Здесь у тебя нет крыльев, поэтому придется учится ходить”.
Он смотрит в глаза своей бесконечно спокойной Вечности, и ему пофиг.
Я чувствую себя как участник корриды, его безразличная вялость не даёт мне шанса оставаться в стороне, сохранить профессиональную отстранённость. Для меня это не просто мальчик, от которого в роддоме настойчиво предлагали отказаться.
Это другой кусок самой меня. Я знаю, что в борьбе нет ничего благородного, но я борюсь, потому что тогда я ещё не умела по-другому.
– Попробуй встать, а я тебя подержу.
Он бессильно обвисает.
– Хорошо, теперь мы пойдем вперёд. Потому что мы с тобой здесь для того, чтобы идти вперёд, мой дорогой братец. Вот так, молодец. Нам нужно с тобой добраться до самого Солнца, понимаешь? Ты ведь помнишь Солнце?
Он поворачивает ко мне голову и чётко переспрашивает взрослым голосом: “Солнце?”
Ну всё, дорогой, я тебя раскусила.
Родители сдержали обещание. Они не входили, когда он орал на всю квартиру, потому что не хотел отделять фасоль от гороха пальцами ног.
Они не входили, когда он выл от бешенства, стоя на одной ноге на шаткой пирамиде из стульев и табуреток с завязанными глазами.
Они даже заказали веревочные джунгли со множеством колец и качелей.
Я работала так, как будто это мой личный вызов, как будто это показатель изменения вселенских процессов, проявленных в конкретном маленьком ангельском создании.
Он сперва заговорил, потом пошёл, потом пошёл в школу, а потом, когда он начал выступать в театральных постановках, я стала не нужна.
А в моей работе это самое главное.
Стать однажды больше не нужной.
И идти дальше.
Идти, сохраняя в сердце отражение той бесконечно прекрасной Вечности, от созерцания которой я должна была его немного отвлечь.
Той самой Вечности, в сиянии которой сливаются тысячи звезд.
Одна из которых Дом.
Я закончила последнее занятие с ним, вышла под небо и закурила.
Я посмотрела вверх и сказала ей: “Спасибо”.