От того, есть ли у ребенка опыт оправданного доверия, зависят сюжеты его дальнейшей судьбы. Как садовник прививает яблоньку, так и одна жемчужина в море боли может стать отправной точкой для чуда. Такой точкой, вокруг которой потом выстраивается новая здоровая матрица. Обычно уже в терапии она становится опорой для надежды. Надежды на то, что всё происходящее в жизни случается по воле Любящего и Доброго, который знает что делает и куда ведёт.
Однажды, в далёком 2006, я обиделась на Бога. Я сказала: “Знаешь что? Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ВЫЗДОРАВЛИВАТЬ. Я правда очень устала, я пишу шаги, я хожу на группы и терапию, я практикую и учусь. А что толку? А? Где уже результат? Где с ног сшибающий результат, соразмеримый с объёмами моего труда? И где, скажи на милость, величественный смысл, такой серьёзный смысл, который смог бы оправдать масштабы моих детских испытаний?”
И мне показалось, что Создатель просто промолчал.
Я отпустила дочку погулять и раздраженно взялась за свои тетрадки.
“…Опишите значимые события из этого времени, вспомните за что вы тогда были благодарны?”
Нужно прочесть последний пример пока дети гуляют, чтобы успеть написать немного дальше.
А что толку писать то? Ну благодарна я за очень даже многое, и что дальше? Пишешь, пишешь, уже руки в мозолях, а где Бог-то? Я тебя спрашиваю, ты где? И где ты был тогда?
1987.
Я не помню, как мы с Олей забрели на ту стройку, я помню только, что мама меня очень прилично в тот день одела, потому что запланировала что то торжественное. А потом пришла Оля и сказала, что самосвалы привезли глину на стройку. И мы пошли смотреть. И потом мы естественно туда полезли. Мы взобрались на огромную кучу из свежей голубой глины, которая показалась нам горой. Я была в восторге, но не долго. Потому что эта глина стала нас засасывать, как болото. Сперва мы не поняли, как все серьёзно. Потом у нас была возможность выбраться, оставив в глине сапоги, но мы даже думать о таком не стали бы. Сапоги эти мне положили под ёлку на Новый год, и я знала, каково маме было их достать. Красные такие резиновые сапожки. Какое несчастье может быть хуже их потери?
А потом нас так втянуло, что оставалось только принять полнейшую беспомощность.
Помню удивление внутри: неужели такое возможно? Вокруг никого. Темнеет. И так холодно, а тут ещё дождь пошёл. Мы не можем двинуться с места. Где-то далеко – движутся по дорожке тёмные силуэты, но они нас – слава Создателю – не видят. В нашей картине мира – о помощи у взрослых просить нельзя. Опасно. Сама вляпалась, сама и разбирайся. Не можешь разобраться – умри достойно.
Мы уже выбились из сил, трясина нас не пускала. Оля плакала, а я впала в блаженную апатическую ватность. Потому что если я ничего не могу сделать, я отлетаю. Остальное помнится через дымку этого защитного транса. Через пару часов какая-то фигура стала к нам приближаться. Мы замерли от страха. “Хоть бы это была женщина” - просила я про себя. “Ты же есть? Ты меня слышишь? Пожалуйста, сделай так, чтобы это была женщина”.
Когда он приблизился, он вообще не стал задавать никаких идиотских вопросов. Он просто поднялся, вытащил нас и взвалил на себя. По одной на каждое плечо. Думаю, что я потеряла от страха сознание, потому и я не помню, как он нас нёс. Но одно я знаю совершенно точно. Он поступил совершенно непредсказуемо и необычно для той маленькой меня. Он никак не воспользовался нашей беспомощностью, он просто спас нас и отнес к себе домой, набрал ванну и дальше нас уже растирала и отогревала его жена. А он как-то отыскал Олиных родителей и, наверное, они и позвонили маме.
Я не только говорить, я даже думать не могла. Шок от пережитого смешался с недоумением. Мужчины не всегда ведут себя как чудовища? Живой, реальный мужчина может поступить вот так? И со мной такое могло случиться? Он ведь мог сделать всё что угодно, а он просто спас нас и всё. Испачкался, тащил нас несколько кварталов… Как такое вообще возможно?
Пока я всё это перечитывала, моя шестилетняя дочь из 2006-го провалилась с подружкой по шею в мокрый весенний снег на замёрзшем озере, куда они отправились безо всякого разрешения. Они очень испугались. Саша бросила застрявшие в снегу сапоги и выползла на твердый наст, босиком добежала до будки парковой охраны на берегу и стала колотить туда и кричать, требуя помощи. Охранник вышел, взял мою девочку на руки, вернулся за её подружкой, вытащил и привёз их мне. Весь эпизод занял не более 20 минут. Я набрала ванну и услышала как Люба, Сашина подружка, спросила у Саши, почему я их не ругаю. Я сделала им какао и отнесла в ванную.
Среди бушевавшего во мне тогда многоголосья из разных ярких выводов и чувств самыми чёткими были вот эти:
Мое выздоровление имеет некоторые результаты.
В похожей ситуации моя дочь смогла плюнуть на сапоги, и выбрала жизнь и здоровье. А ещё она умеет просить о помощи. Она не боялась чужого мужика, она может доверять. И да, теперь я знаю, что ты есть и слышишь меня. Спасибо. Я понимаю, что выздоровление не будет таким быстрым и удобным, как мне бы хотелось, но оно того стоит.
Некоторые родовые или родительские сюжеты повторяются в жизни детей. Я думаю, что усердно отрабатывая весь мусор из своего прошлого, мы можем упростить и облегчить бремя родовой кармы, которая ложится на хрупкие плечи наших малышей. А ещё, мы можем передать им навыки здоровых реакций. Но это возможно только в том случае, если мы отработали эти, новые для нас реакции до автоматизма, терпеливо тренируясь жить по новому день за днём. Если день за днём мы осознанно отказываемся от привычной модели обученной беспомощности в пользу здравомыслия, любви к себе и доверия к Жизни. Если мы действительно верим в то, что можно жить по-другому.